Читать книгу - "Лети, светлячок [litres] - Кристин Ханна"

– Где она? – выкрикнул кто-то. – Мы хотим ее увидеть!

Джонни поднял руку, призывая к тишине.

– Я уверен, вы понимаете, что сейчас все силы Талли уходят на выздоровление. Она…

По толпе пронесся вздох. Фотографы снова защелкали камерами.

Джонни оглянулся.

Автоматические раздвижные двери открывались и закрывались, а перед ними в кресле-каталке сидела Талли. Она едва дышала от напряжения, кресло стояло наискось – наверняка у нее просто не хватило сил поставить его прямо. Капли дождя падали на шлем, пятнами расплывались по блузке.

Джонни в два прыжка очутился рядом:

– Уверена?

– Совершенно не уверена. Давай попытаемся.

Джонни выкатил кресло вперед, и толпа затихла. С трудом улыбнувшись, Талли заговорила:

– Бывало, я выглядела и получше.

Собравшиеся откликнулись одобрительным гулом. Люди замахали плакатами.

– Спасибо! – сказала Талли, когда крики наконец стихли.

– Когда вы вернетесь в эфир? – спросил кто-то из репортеров.

Талли подняла взгляд на Джонни – человека, знавшего ее лучше всех, находившегося рядом с самых первых дней ее карьеры. Она видела, как он на нее смотрит. Может, Джонни вспоминает те времена, когда ей был двадцать один год и когда она, сгорая от желания работать, каждый день на протяжении нескольких месяцев закидывала его своими резюме, готовая работать бесплатно? Уж он-то понимает, как отчаянно она жаждет признания. Да она пожертвовала всем ради любви незнакомых ей людей.

Талли глубоко вдохнула и ответила:

– Никогда.

Ей хотелось объяснить, сказать, что с погоней за успехом и славой покончено, что они ей больше не нужны, но собрать все эти слова и расположить их в нужном порядке она сейчас попросту не сумела бы. Она знала, что важно для нее сейчас. Толпа зашумела, градом сыпались вопросы. Она снова посмотрела на Джонни.

– Я тобой горжусь, – произнес он тихо.

– За то, что я сдалась?

Джонни погладил ее по щеке с такой нежностью, что у Талли дыхание перехватило.

– За то, что ты никогда не сдаешься.

Журналисты продолжали выкрикивать вопросы, но Джонни уже взялся за ручки кресла и откатил его вглубь вестибюля. Спустя несколько минут они уже ехали в машине. Талли не узнавала дорогу. Куда это они? Ей же надо домой.

– Ты неправильно едешь.

– Сейчас кто водитель, ты? – спросил Джонни. На Талли он не смотрел, но она знала, что он улыбается. – Нет, не ты. Ты пассажир. Ты, конечно, перенесла серьезную травму головы, но наверняка не забыла, что машину ведет водитель, а пассажир смотрит в окно и любуется видами.

– Мы… куда?

– В Снохомиш.

Талли впервые спросила себя, где она находилась весь этот год. Почему никто ей не рассказал? И почему сама она прежде не задала никому этот вопрос?

– За мной Бад и Марджи ухаживали?

– Нет.

– Ты?

– Нет.

Талли нахмурилась.

– Сиделка?

Джонни включил поворотник и свернул на шоссе, ведущее в Снохомиш.

– Ты была дома. С матерью.

– С моей матерью?

Он повернул голову:

– В этот год произошло не одно чудо.

Талли молчала. Если бы ей сказали, что все эти долгие темные месяцы с ней нянчился Джонни Депп, она и то удивилась бы меньше.

Но в памяти зудело смутное, ускользающее воспоминание, некая зыбкость из голоса и света. Запах гардении и лавандового лосьона… «Не строй из себя героиню…»

Слышишь? Это твоя мать.

Слова Кейти.

Джонни остановил машину возле дома на улице Светлячков. После долгого молчания он повернулся к Талли и сказал:

– Я не знаю, как мне извиниться.

Талли захлестнула острая, почти болезненная нежность. Как же рассказать ему о том, что ей удалось узнать там, в царстве темноты – и света?

– Я видела ее, – прошептала Талли.

Он нахмурился:

– Ее?

Талли ждала, когда до Джонни дойдет.

– Кейти.

– Ох.

– Можешь считать меня чокнутой, спятившей или наркоманкой. Плевать. Я ее видела, она держала меня за руку и велела передать тебе вот что: «Ты молодец, отлично справился, и детям не за что тебя прощать».

Джонни помрачнел.

– Она думала, будто ты винишь себя за то, что повел себя как слабак. Жалеешь, что не позволил ей признаться в том, как сильно она боялась. Так вот, она сказала: «Передай ему, что он делал все ровно так, как надо, и говорил то, что я хотела услышать».

Талли потянулась, взяла его за руку, и к ним словно вернулись все проведенные вместе годы, все те минуты, когда они смеялись, плакали, надеялись и мечтали.

– Я прощу тебе обиды, если ты меня тоже простишь. За все.

Джонни медленно кивнул.

– Тал, мне тебя не хватало.

– Да, Джонни. Мне тебя тоже.

Мара вызвалась украсить дом к возвращению Талли. Она с головой ушла в подготовку, но все равно от волнения не находила себе места. Мара отчаянно хотела, чтобы Талли простила ее, вот только прощения она не заслужила. Возвращение Талли пугало не только ее – Дороти тоже чувствовала себя ужасно. За последние несколько дней мать Талли будто сбросила вес и выглядела усохшей. Мара заметила, как Дороти складывает в сумку какие-то вещи. Пока все украшали дом, Дороти, пробормотав, что ей нужно в питомник растений, исчезла. Уехала она уже несколько часов назад и до сих пор не вернулась.

Когда Джонни помог Талли выбраться из машины, все закричали, захлопали. Бабушка и дедушка Мары, ухватившись за кресло с двух сторон, покатили Талли в дом. Мальчишки следовали за ними по пятам.

– А я знал, что ты поправишься! – объявил Лукас. – Я каждый вечер молился.

– И я молился! – быстро сказал Уиллз.

Как-то странно склонив голову, Талли сидела в центре гостиной. Из-за громоздкого шлема, который почему-то никто не догадался снять, она выглядела ребенком.

– Знаю… мальчики… у них скоро день рожденья. Я целый год пропустила. Теперь куплю два подарка. – Чтобы произнести это, Талли пришлось изо всех сил напрячься, и когда она замолчала, лицо у нее раскраснелось, дыхание сбилось.

– Два одинаковых «порше»? – предложил отец.

Бабушка рассмеялась и погнала близнецов на кухню за блюдом с тортом.

Весь праздник Мара через силу улыбалась и невпопад бормотала что-то в ответ. К счастью для нее, Талли быстро утомилась и около восьми вечера пожелала всем доброй ночи.

– Поможешь мне лечь? – Талли слегка сжала Маре руку.

– Конечно. – Мара ухватилась за рукоятки кресла и по длинному узкому коридору покатила крестную в спальню.

Она вкатила кресло в комнату, где на тумбочках и комодах стояли вазы с цветами и фотографии. Возле кровати больничного вида возвышалась стойка для капельницы.

– Так вот где я пролежала, – сказала Талли, – целый год…

– Да.

– Гардении, – прошептала Талли. – Да, помню…

Мара отвезла ее в ванную, помогла встать, Талли умылась, почистила зубы и переоделась в